"Иногда я карабкаюсь /к вершинам/ ( на верхушки огромных) /громадных/ башен, /торчащих из городского дна, как иглы из шкуры дикобраза. / ( торчащих из городской шкуры как иглы дикообраза) Там, /в разряженном/ ( в тончайшем) воздухе, ветры теряют меланхоличность и любопытство, с которыми они разгуливают по улицам. Они забывают и раздражающее беспутство, с которым они веют по этажам. Подстегнутые башнями, вне владений городских огней – назойливо белых карбидных фонарей, чадящих (Чадяще-рыжих) рыжих от сгоревшей смазки, мигающих, /безумно/ (неистово шипящих) /трещащих/ газовых факелов, всей этой анархии воителей тьмы – ветры отдаются, наконец, веселью. Я крепко впиваюсь когтями в карниз крыши, простираю руки, ощущаю ритмичные удары возбуждённого воздуха, и тогда я могу закрыть глаза и вспомнить на мгновение, что такое полет.
Я могу крепко впиться когтями в карниз крыши, простереть руки, ощутить ритмичные удары возбужденного воздуха и, закрыв глаза, на мгновение вспомнить как летают.
перевод
( торчащих из городской шкуры как иглы дикообраза) Там, /в разряженном/
( в тончайшем) воздухе, ветры теряют меланхоличность и любопытство, с которыми они разгуливают по улицам. Они забывают и раздражающее беспутство, с которым они веют по этажам. Подстегнутые башнями, вне владений городских огней – назойливо белых карбидных фонарей, чадящих
(Чадяще-рыжих) рыжих от сгоревшей смазки, мигающих, /безумно/ (неистово шипящих) /трещащих/ газовых факелов, всей этой анархии воителей тьмы – ветры отдаются, наконец, веселью.
Я крепко впиваюсь когтями в карниз крыши, простираю руки, ощущаю ритмичные удары возбуждённого воздуха, и тогда я могу закрыть глаза и вспомнить на мгновение, что такое полет.
Я могу крепко впиться когтями в карниз крыши, простереть руки, ощутить ритмичные удары возбужденного воздуха и, закрыв глаза, на мгновение вспомнить как летают.